Один день из жизни врача-реаниматолога. Один день из жизни оренбуржского врача

Коммерсанты в белых халатах

Накануне Дня Победы в Нефтекумске случилась трагедия: на заводе «Роснефть» взорвалась трубчатая печь и выгорел один из цехов перекачки нефти. Столб дыма был высотой с десятиэтажный дом, тушили пожар три пожарных отделения МЧС.

В огне пострадали двое рабочих, парни 23 и 24 лет, которых «скорая» доставила прямо в реанимацию Нефтекумской ЦРБ. Парни находились в тяжелейшем состоянии: ночью была вызвана санавиация, и одного из них перевезли в ожоговый центр в Ставрополе.

Второй пострадавший был абсолютно нетранспортабелен из-за обширных ожогов всего тела. Срочно требовался бактериологический анализ поврежденных тканей. Но своей лаборатории в ЦРБ нет, зато прямо во дворе больницы есть другая, принадлежащая районной санэпидемстанции. Однако действует она как коммерческое предприятие: заключает договоры на услуги по принципу «утром – деньги, стулья – потом».

И санврачи безжалостно ответили коллегам из ЦРБ: мол, у вашей больницы закончился контракт, а за бесплатно никаких исследований делать не будем! Не дрогнуло сердце коммерсантов в белых халатах от того, что каждая минута была на счету умирающего парня. Пришлось срочно везти анализы из Нефтекумска за десятки километров – в Буденновскую краевую больницу, где быстро провели все нужные исследования. Пострадавшего спасти так и не удалось...

Кто сейчас определит, есть ли доля вины в его смерти врачей санэпидемстанции? Никто даже не стал проводить расследование по этому факту. Директор буденновского филиала ФБУЗ «Центр гигиены и эпидемиологии» (к которому относится Нефтекумский район) Татьяна Мелихова продолжает работать как ни в чем не бывало. Никто из нефтекумских санитарных врачей к ответственности не привлечен. Значит, «наверху» уверены – бизнес превыше всего.

Главврач ни при делах?

А теперь о том, почему в Нефтекумской ЦРБ нет собственной бактериологической лаборатории, а все клинические исследования приходится делать в чужом учреждении. Чтобы разобраться в этой ситуации, недавно в Нефтекумск прибыл полпред губернатора по восточным районам Андрей Уткин.

На прием к нему пришла врач-эпидемиолог районной больницы Ирина Габриелян, принесла ворох бумаг – жалобы, которые главврач писал во все местные и краевые инстанции. Уткин же первым делом спросил не о содержании бумаг, а о том, почему сам главврач Мидуш Политов (кстати, депутат городского и районного советов) не соизволил прийти на встречу?! Может, потому лаборатория до сих пор и не создана, что Политов этот вопрос «решает» такими темпами?!

Между тем сегодня Нефтекумский район – единственный в крае, где у райбольницы нет лаборатории! Закрылась она еще в 1996 году – из-за того, что вовремя не получила лицензию от СЭС. И, похоже, произошло это не случайно: едва лаборатория была закрыта, как специалисты СЭС, отказавшие ей в выдаче лицензии, быстро «перехватили» отсюда все бюджетные потоки.

В районную санэпидемслужбу были переведены сотрудники закрытой лаборатории, и здесь же начали оказывать прежние лабораторные услуги. Но деньги-то потекли уже в другие карманы! И деньги немалые: ежегодно ЦРБ приходится оплачивать санэпидемстанции около 3 млн. рублей за оказание лабораторных услуг.

Впрочем, даже этих денег санврачи не отрабатывают. Представьте: ночью «скорая» привозит пациента с ранением или ожогом, ему нужно срочно провести обследование на наличие раневой инфекции. А двери санэпидемстанции заперты: рабочий день закончился! Вот и приходится ждать утра, гадая, выживет пациент или нет.

Кроме того, больница сегодня лишена возможности проводить необходимые району эпидемиологические исследования и даже санитарный контроль на предприятиях. А все потому, что санэпидемстанция (даже получая деньги за свои услуги от ЦРБ) закупает реактивы по собственному разумению, и при этом многие виды анализов из перечня просто «выпадают».

Андрей Уткин (сам, кстати, врач по образованию) был поражен рассказом. Ирина Габриелян разложила перед ним бумаги: мол, уже и все расчеты проведены, сколько нужно средств на «перезапуск» лаборатории. Сумма по меркам бюджета копеечная: 5 млн. рублей на реконструкцию пустующего помещения и еще порядка 15 миллионов – на закупку нового оборудования.

Полпред, сильно впечатленный информацией о положении дел в районном здравоохранении, обещал деньги изыскать: по его словам, 5 миллионов на реконструкцию здания выделит из резервных средств краевой минздрав, а 15 миллионов на оборудование и инструменты – краевой Фонд обязательного медстрахования (ФОМС) из неиспользованных остатков по итогам года.

Больничная недостаточность

Поведали Андрею Уткину и о другой «застарелой» проблеме Нефтекумского района – отсутствии родильного дома. Вопрос, кстати, не просто медицинский, но и, скажем так, политический. Население Нефтекумья постоянно уменьшается (только с начала нынешнего года минус двести человек), поэтому кровь из носу нужно удержать высокие позиции по рождаемости. При этом каждый год более 200 будущих мамочек из района уезжают рожать то в Буденновск, то в Ставрополь.

А вот в Левокумском районе на прием к полпреду приехал глава Приозерского сельсовета Иван Шинкаренко, который никак не может добиться средств на ремонт врачебной амбулатории. Силами муниципалитета здесь возвели двухэтажное кирпичное здание площадью почти 400 кв.м, подвели к нему все коммуникации, даже оснастили физиотерапевтический кабинет. Но сил нет на замену оконных блоков, на что требуется почти 300 тысяч рублей. Полпред дал поручение средства найти.

Следом отправился Андрей Уткин в Степновский район. В местной администрации губернаторскому посланнику пожаловались на то, что эта территория остается единственной в крае, где в ЦРБ нет инфекционного отделения. Закрылось оно еще в 2004 году из-за отсутствия врача-инфекциониста.

Правда, пять лет назад на строительство нового отделения все же нашлись деньги, здание подвели «под крышу», а вот на его отделку и закупку медоборудования средств уже не хватило. И нынче пустующее здание постепенно разрушается. Впору уже строить новое.

Поднимали этот вопрос на состоявшейся в 2010 году в селе Степном коллегии краевого минздрава, после чего проект реконструкции отделения был даже включен в «Программу социально-экономического развития Степновского района». Однако никаких подвижек так и не происходит, несмотря на то, что два года назад все районные больницы были переданы с муниципального уровня на краевой, то есть подчинены напрямую минздраву Ставрополья. А там на все просьбы степновцев отвечают извечным: мол, денег нет.

Между тем Степновский район – территория неблагополучная по многим инфекционным болезням, среди которых – ветряная оспа, крымская геморрагическая лихорадка, бешенство, бруцеллез, малярия... А сегодня даже на обследование и взрослым, и детям приходится ездить в соседние райцентры за сотню километров.

Забытая «степная Мацеста»

Приехавший на встречу с полпредом глава администрации поселка Затеречный (Нефтекумский район) Александр Гецман тоже просил денег. На восстановление водолечебницы, которая существовала в этих краях с 1964 года и заслуженно снискала славу «степной Мацесты».

Целебная сероводородная вода была обнаружена нефтяниками, когда они бурили неподалеку от поселка артезианскую скважину. Силами нефтяников был спроектирован целый санаторный комплекс, который включал несколько лечебных корпусов, столовую, гостиницу, котельную... Но построить успели только главный корпус, где оборудовали физиокабинет.

Всего лечили в Затеречном более сорока заболеваний. Однако в 2003 году скважина, из которой вода поступала прямо в лечебный корпус, была законсервирована из-за угрозы подтопления поселка. В 2010 году администрация Нефтекумского района пыталась продать заброшенную водолечебницу, но покупателей для нее не нашлось, и два года спустя объект вместе с земельным участком был безвозмездно передан в собственность края.

И что с ним делать, ума не приложат и в краевом минздраве. Один из вариантов – сделать лечебницу филиалом знаменитой Кумагорской больницы восстановительного лечения. Но это очень затратно: реконструкция лечебницы в Затеречном обойдется минимум в 50 млн. рублей.

Андрей Уткин рассказал, что уже успел побывать в Затеречном и осмотреть заброшенное здание. По сути, его нужно отстраивать заново, а вместе с ним – и всю систему водоподачи и ее обратной закачки в водоносные пласты. Значит, нужно искать крупного инвестора, который был бы готов «потянуть» такой серьезный проект.

Инвестор должен быть калибра «Роснефти», которая, кстати, заинтересована в развитии в Нефтекумье восстановительного лечения. Ведь сегодня из-за наличия крупного промышленного предприятия степной район стабильно занимает лидирующие позиции в Ставропольском крае по показателям инвалидности.

Засуха при большой воде

Объезжая восточные районы Ставрополья, Андрей Уткин везде слышал жалобы населения на острую нехватку грамотных специалистов – учителей, агрономов, библиотекарей...

Сегодня дефицит составляет почти 9,5 тысячи человек, среди которых большинство, конечно, – медики.

Проблема эта знакома Ставрополью с давних времен: скажем, в 1999 году на 10 тысяч населения у нас было 39 врачей при среднем российском показателе 42. С тех пор разрыв лишь увеличивается: ныне число врачей всех специальностей составляет 32 на 10 тысяч населения (это на треть меньше, чем в среднем по России).

Сегодня в сельском здравоохранении Ставрополья остро требуются врачи 30 специальностей – от психиатров до эндоскопистов. Только за прошлый год в крае на треть уменьшилось число врачей скорой медпомощи и хирургов. Причем, если сейчас 70% из 19 тысяч средних медработников трудятся в сельской местности, то из почти 9 тысяч докторов – только 40%. Обеспеченность врачами на селе вдвое ниже, чем в среднем по краю, а средними медработниками – на четверть ниже.

Более того, в восточных районах Ставрополья лишь каждый четвертый врач имеет квалификационную категорию (и эта доля уменьшается), и даже не все доктора получили сертификат специалиста! Значит, порой некому использовать дорогущую медтехнику, которая последние годы поступала в сельские больницы и амбулатории по программе модернизации здравоохранения.

При этом уже который год в краевом минздраве констатируют: медики бегут из родных сел (на двух приехавших на село медиков приходится примерно трое уехавших в город). Кое-где вакансии «закрывают» за счет совместительства, когда люди работают на двух, а то и на трех ставках. Но ведь это не выход, ведь порой цена врачебной ошибки – человеческая жизнь!

Ненужный подвиг?

Нехватки абитуриентов Ставропольский медицинский университет (СтГМУ) никогда не испытывал. Даже сегодня, когда год обучения стоит $2-3 тысячи, нет отбоя от желающих поступить «сверх плана». Знают ребята, что за учебу заплатят родители. И уверены, что родители затем найдут возможность устроить дочурку или сына по окончании вуза на хорошую работу.

Поэтому-то подавляющее большинство врачей, судя по статистике минздрава, «сконцентрировано» в трех крупных городах – Ставрополе, Пятигорске и Ессентуках. А вот в отдаленных восточных районах – Курском, Степновском и Левокумском – обеспеченность докторами втрое ниже, чем в Ставрополе и на Кавминводах.

В краевом минздраве не скрывают, что порочна сама система распределения выпускников медицинского вуза. Заключается договор между профильным вузом и лечебным учреждением (как правило, сельским): вуз обязуется обучать недавнего выпускника по выбранной им лечебной специальности, а ЛПУ гарантирует рабочее место для молодого специалиста.

Но, во-первых, никаких неустоек и прочих компенсаций при невыполнении одной из сторон взятых на себя обязательств не предусмотрено. Во-вторых, сам будущий врач никакого отношения к составлению договора не имеет, о нем в документе речь идет косвенно – как о своеобразном объекте купли-продажи. В-третьих, оплату обучения производит не местное учреждение-«заказчик», а федеральный Минздрав.

Вот и получается, что после окончания обучения молодой врач ни в какой Туркменский или Курский район ехать не собирается, а остается в Ставрополе. И нет никакого законного способа понудить его ехать в сельскую больницу. Вот так и образуется в сельском здравоохранении кадровый «вакуум» в несколько сотен вакансий ежегодно.

Что делать?! Есть предложения!

Перед тем, как выпускник СтГМУ поступает в интернатуру или ординатуру (то есть вслед за базовым медицинским образованием получает узкую врачебную специальность), краевой минздрав заключает договор с администрациями тех территорий, где более всего нужны такие новые доктора.

В этом договоре должно быть прописано, что местные власти обязаны обеспечить доктора жильем, выплачивать подъемные, предоставлять ему социальные льготы, выплачивать стабильную зарплату, помогать проходить последипломную подготовку (например, оплачивать командировки на курсы повышения квалификации).

Всем привет! меня зовут Полина, мне 26, я живу в Москве и работаю врачом. Я давно хотела показать один из моих рабочих дней, но все не получалось. Это была среда, 2 апреля, не совсем обычный рабочий день, в который, конечно же, много пошло не так, как было запланировано. К сожалению, из-за специфики работы не удалось показать этот день очень интересно, но я попробую компенсировать отсутствие подробного фотоотчета интересным текстом.
Мои предыдущие фотодни можно увидеть тут и .

1. Сегодня мой день начинается в 6 утра, поскольку у меня две операции в больнице, где вообще-то я работаю дежурантом, то есть дежурю с 16.00 до утра или сутки. Накануне из-за начавшейся непогоды ужасно сильно болела голова, поэтому я легла спать пораньше и успела опередить при пробуждении будильник. Под катом 56 фотографий.

2. Первое, что я обычно вижу при пробуждении - моя кошка Шапочка, которая иногда всю ночь скачет по мне, подоконнику и кровати, не давая как следует выспаться, за что я ее ласково называю иногда козой.

3. Тащу на кухню ноутбук, загружаю контакт и включаю музыку. Этот ритуал у меня не меняется годами. Обычно я слушаю сальсу, под которую танцую, но сегодня просто включила random.

4. Дальше иду пить таблетки. 8 дней назад я попала в небольшое ДТП, которое несмотря на свою легкость и ремень безопасности аукнулось моей шее. Мягкий ортопедический воротник я уже сняла, а вот таблетки пить продолжаю. Поэтому в моем дне не будет спортивного зала и танцев, которые обычно присутствуют в моей жизни.

5. А это немного помятая я, пришла в ванную на санитарно-гигиенические процедуры. Всем привет еще раз:)


6. Шапочка очень любит есть свой корм, когда я на кухне, поэтому пополняю ее запасы, а она начинает бодро хрустеть.

7. Теперь можно прислушаться к себе и понять, что с завтраком в 6 утра опять не сложится. Но зато будет возможность позавтракать на работе, поскольку оперировать я буду не в первую очередь. Перекусываю морковкой.

9. Шапочка в это время собирается мне помогать в сборах на работу, сидя на "насесте".

10. А я вовремя вспоминаю, что нужно взять чистый хирургический костюм в операционную. В этой больнице лежат запакованные одноразовые костюмы из полупрозрачной синтетики темно-синего цвета для врачей и медсестер, и все бы хорошо, но проблема одна: они 52-54 размера и из них выпадает абсолютное большинство женщин, работающих в оперблоке. А при моей предыдущей операции наши сестры подсказали, что можно приносить свой чистый костюм и регулярно его уносить стирать, чем я и решила воспользоваться. Костюм, правда, оказался мятым, поэтому глажу его в темпе вальса. Шапочка контролирует.

11. Времени меж тем всего:

12. Открыла телефон и обнаружила раннюю смс от знакомого, вернувшегося ночью из Италии, где в конкурсе певцов занял третье место.

13. Скоро выходить, надо выяснить, что с погодой. Прогноз совсем не радует. 23 марта мы открывали сезон сальсы на набережной, где я танцевала весь вечер в футболке, а теперь снова зима:(

14. Почти готова. Извините за "сложные щи", самострелы у меня никогда не получались:)

15. Легкий макияж чтобы замазать синяки под глазами

16. И рассвет с моего 14 этажа.

17. Сажусь в машину, чтобы доехать до метро. Дорога до него пешком займет не меньше 15 минут, и тогда надо вставать еще раньше, но это выше моих сил.

18.

19. Оставляю машину у нефункционирующего кинотеатра "Аврора", где уже пару лет находится стоянка. В 7 часов там легко найти место, но вот ближе к 8 все места здесь и в радиусе 100 метров будут уже заняты.

20. Бегу в метро, так как холод хватает за уши и нос. Теперь, когда открыли пересадку с серой ветки на оранжевую, на Теплом стане в вагоне уже толпа. А ездить стоя я пока не могу - ужасно начинает болеть шея от тряски, поэтому спускаюсь на одну станцию ближе к конечной и сажусь.

21. Одна из таблеток, которые я пью по утрам, имеет нехороший побочный эффект: от нее спишь даже стоя. Поэтому каждое утро в метро у меня просто срабатывает рубильник и я отключаюсь на какое-то время. В этот раз я успела даже немного почитать. Перечитываю книги Марии Семеновой про Волкодава, эта третья в серии. В 7:48 я пересела на Красную ветку.

22. А это другой конец Москвы - ул. Подбельского. Сверяюсь с часами, бегу на выход, надеясь поймать рабочий автобус. Добираться до больницы можно с приключениями, поскольку туда ходит только один общественный автобус 2 раза в час. И если ты упустил рабочий, то можно долго стоять и ждать, опоздав в результате везде.

23. А вот и автобус с нашими охранниками. Успела! Можно выдохнуть!

24. Ехать минут 7 без пробок,а они здесь есть всегда на двух светофорах. И в результате нас подвозят почти к самому корпусу. Это главный корпус, вокруг лес и лоси:)

25. Поднимаюсь на самый последний 12 этаж в свое отделение. Да, я травматолог.

26. Переодеваюсь в свой цветастый костюм я в гипсовой, чтобы не смущать коллег-мужчин. Если вдруг кому-то интересно, я свою форму заказываю в США, где она стоит в 5 раз дешевле даже с учетом доставки сюда. Качество и цветовые гаммы меня полностью устраивают. Минус один - иногда на работе меня принимают за пациента в пижаме. Спасает бейджик.

27. Пятиминутка в ординаторской уже прошла, иду на обход своих пациентов, поступивших вчера. Опережая вопросы: оба пациента дали свое согласие на фотографирование их проблем и на публикацию этих снимков, а также на демонстрирование их студентам в образовательных целых при необходимости.
У этой женщины мягкотканная опухоль (предположительно мукозная киста), которую многократно и безуспешно пытались вылечить в поликлинике. Я занимаюсь хирургией кисти, и так выходит, что общие травматологи (которые чинят бедра и плечи), а также хирурги не знают всех тонкостей работы с руками, поэтому пациенты приходят уже с рецидивами (повторным появлением вроде бы решенной проблемы). Здесь нужно не просто удалить всю опухоль, но удалить ее вместе с кожей и заместить получившийся дефект донорским лоскутом с предплечья. Вот такая тонкость.

28. Пациент номер 2 лет 10 страдает Контрактурой Дюпюитрена (на ладони появляется плотный тяж, который сгибает пальцы: один, два,... или все вообще). В данной случае тяж идет только к безымянному и никак кроме как операцией это не лечится. А после предстоит еще пара месяцев реабилитации.

29. Теперь нужно все увиденное зафиксировать в истории. Возвращаюсь в ординаторскую, загружаю специальную программу. Она меня приветствует и желает приятной работы. Иногда это звучит как издевательство:)

30. А вот так выглядят наши истории болезни.

31. Дневники написаны и подписаны.

32. На часах меж тем десятый час, кафе на 1 этаже уже открылось. Можно пойти позавтракать. А вот и долгожданный завтрак! Гречка на молоке и оладьи.

33. А дальше случилось то, что поломало все планы на день. Я должна была идти в операционную по графику около 11 часов после артроскопии коллеги, но утром на конференции были скандали-интриги-расследования и меня пододвинули хирурги. И насколько часов я провела в праздном ожидании, читая книгу. Увы, такое случается. Пока сидела, делала специальную гимнастику для укрепления мышц шеи, но для нее нужны обе руки, поэтому фотографий нет. И болеть шея, кстати, пока не прекращает.

34. Вот на часах 14.30, я спускаюсь в оперблок с пациентом, захожу в раздевалку, где переодеваюсь в свой хирургический костюм, привезенный из дома. Какое счастье не поправлять вырез до пупка и влезать в штаны, в которые влезешь ты одна, а не 2,5 человека, как происходит с закупленной формой.

35. На голове шапочка, на ногах бахилы. Можно идти в саму операционную.

36. Я стою в предбаннике, где мы намываемся, на фотографии кусочек самой операционной. Справа - стерильные инструменты, слева стол и ноги пациента,

37. А это я. Внизу раковина с мылом и антисептическим раствором для обработки рук. Позади - вход в операционный зал. Операция начинается с тщательной обработки рук по специальной схеме: сначала двукратной обработки мылом, потом вытираением рук насухо и обработки антисептиком в течение 4 минут. Все строго. После этого можно идти в зал, надевать СТЕРИЛЬНЫХ халат и обрабатывать пациента, после чего начинать операцию.

38. Оперирую я одна, ассистирует мне медсестра. Анестезия проводниковая/местная, ее я тоже провожу сама, поэтому анестезиологов в операционной нет.
На операции руки у хирурга, как вы понимаете, заняты. Но одно фото помогла сделать вторая медсестра. Это пациент с тяжом, который надо аккуратно убрать через 2 небольших разреза. Главное, чего делать НЕ нужно - это повредить случайно нервы и сосуды. Тогда у него пропадет чувствительно пальца и/или все может закончиться некрозом. Операция длилась 50 минут.
* Здесь должно было быть фото с операции не для слабонервных, но модераторы попросили его убрать*

39. Закончили операцию, наложили швы, положили асептическую повязку и пока пациента отвозят наверх и мы ждем следующего, я иду писать протокол операции в компьютерную комнату.

40. После этого мы за 30 минут соперировали вторую пациентку с опухолью, там фотографировать было некогда, поэтому я снова иду в компьютерную комнату и записываю еще одну операцию. Протокол заполняется в программе на компьютере и записывается от руки в специальный журнал. Распечатать и вклеить нельзя - такие правила.

41. Свет в конце коридора - там выход из операционного блока.

42. На часах:

43. Поднимаюсь в ординаторскую, проверяю пациентов, даю последние рекомендации, прощаюсь до завтра. Все коллеги уже ушли, поэтому я быстро переодеваюсь, надеясь успеть на больничный автобус.
Народ стоит вдоль дороги - значит успела на 17.15

44.

45. Дальше была дорога в метро, как утром, поэтому не фотографировала. Да, кстати, в метро я дочитала книжку, которую начала сегодня утром.
Заехала в продуктовый магазин, купить еды на завтрашние сутки, а там внезапно распродажа.

46. Вот я и дома. Шапа не в фокусе, но встречает и просит посидеть с ней, пока она будет есть:)

47. Домой приехала в 19:00. Покупки.

48. На работе в ожидании, когда позовут в операционную, не удалось пообедать. Быстро наверстываю это дома. Морковный суп-пюре и бутерброды с сыром.

49. Я торопилась домой, так как в 21.00 ко мне должен приехать знакомый заниматься английским. Так что после обедо-ужина сижу и готовлюсь к занятию.

50. Все, к занятию готова, можно заняться любимым делом - поухаживать за руками и накрасить ногти. С лаком и длинными ногтями в операционную не пускают, поэтому с моей работой приходится идти на жертвы:) В коробке примерно половина всей моей коллекции.

51. Выбрала лак, подаренный накануне подругой в честь давно прошедшего 8 марта. Вот, что получилось.

52. Шапа бдит.

53. А за окном почти ночь, огни и МКАД. Ученик опоздал на 40 минут, так что закончили заниматься мы в 23.00, а потом еще болтали минут 20. И так каждый раз.

54. Шапа снова ведет себя как коза, носится по квартире, орет дурным голосом, резвится в общем.

55. А я быстро иду в душ. Завтра снова подъем в 6 утра и суточное дежурство в той же больнице.

56. Еще одна порция таблеток на ночь.

57. Спокойной ночи!

10.01.2017

Фоток по понятным причинам не будет. Будет просто описание обычного рабочего дня: с 8.00 до 16.00. Я дневной врач, в отличие от дежурных, работающих сутками, хожу на работу каждый день, кроме выходных.

Итак, в 7.50 подлетаю к работе. Внизу строгая вахтер требует пропуск: их ввели совсем недавно и никто еще не привык. Но я свой один раз уже потеряла. Пассажирский лифт ждать долго, но меня подбрасывает лифтер грузового - в нашем деле личные связи это все))

Влетаю в ординаторскую. Там уже сидят профессора и завы отделений - ждут обхода главврача. Они уже обежали своих больных и готовы к обсуждениям. Шеф носится по блоку, дежурная бригада срочно дописывает дневники и просматривает анализы. На мой вопрос, как дела, отвечают кратко и непечатно: по 14 человек на врача. Сезон, однако!

В закутке с кухонькой и диваном следы бурной ночи. Это не то, что вы подумали: видно, что врачи пытались прилечь, потом вскакивали, бежали в блок, возвращались, наливали себе чай...и так всю ночь. Наутро в блоке, рассчитанном на 18 коек, 28 пациентов.

8.00 Приходит главврач с замами. Шеф докладывает, сколько поступило, сколько умерло, сколько инфекционных (грипп уже наступил). Сегодня 2 смерти: бабушка 94 года с пневмонией (провела на ИВЛ почти две недели) и мужчина 50 лет с циррозом и кровотечением из вен пищевода. Обход. Толпа человек из 20 обходит больных, дежурные врачи рассказывают, кто с чем и что происходит. Остальные комментируют, в процессе решают, кого можно переводить и что делать с остающимися.

Действие завершается в ординаторской: хирургический и терапевтический завкафедрами проговаривают тактику относительно самых тяжелых пациентов, замы главврача разбирают всякие административные проблемы -сегодня дежурный УЗИст нажаловался, что его вызывали не по делу, а еще в больнице объявлен карантин: родственников внутрь не пускают, врачи для беседы должны спускаться в вестибюль-шеф озвучивает, сколько переводится и сколько остается, наконец, главврач произносит сакраментальную фразу: "Спасибо. Работаем".

8.30 Все разошлись по утренним конференциям. В блоке я и новая дежурная бригада. Я обегаю своих больных. Сегодня я лечу "хирургию".

Итак, справа налево.

Мужчина, 60 лет, центральный рак правого легкого, вчера прооперирован: лобэктомия (удаление доли легкого), удалены лимфоузлы средостения, резекция части левого предсердия (туда опухоль тоже проросла). Ничего, стабилен, но из-за объема операции его решили понаблюдать еще сутки. Мое дело обезболивать, аккуратно докапывать и следить за всеми показателями.

Еще мужчина, 45 лет. Желчнокаменная болезнь, холецистит, панкреатит. Вчера делали РХПГ, пытались дренировать панкреатический проток, но не получилось. Жалуется на боль и тошноту. Обезболиваем. Хирурги попросили сделать УЗИ, после чего решат, что с ним делать.

Следующий мужчина, 60+. 3-й день после холецистэктомии. Там все было сложно: область операции сильно изменена из-за хронического воспаления. Плюс конституция прямо обещающая проблемы: "головогрудь" практически без шеи, огромный живот, высоко расположенная диафрагма, сдавливающая несчастные легкие. На ИВЛ, насыщение кислородом не очень, все показатели дыхания так себе. Желчь течет мимо дренажей. Ему тоже УЗИ, потом хирурги решат, брать ли повторно на стол. Я же себе обещаю сделать еще и рентген: легкие мне решительно не нравятся. А еще не нравится темп диуреза: надо стимулировать.

Дедушка, 80 лет. Пневмония с выпотом в плевральной полости. Хирурги установили дренаж, чтобы эвакуировать жидкость. Дышит плохо. Еще не для ИВЛ, но плохо. И то ли еще будет. Ему надо сделать КТ легких.

Еще дедушка. Рак простаты, мочевой перитонит. У нас уже 2 недели: несколько операций, повторные санации брюшной полости. Сейчас все заживает, но давление на прессорах, ИВЛ через трахеостому. Стараемся его активизировать, кормим и через рот и в вену, но слаб он пока что ужасно.

Женщина, 60+. Ох, это моя печаль. Попала в больницу с кишечной непроходимостью, еще неделю назад. Оказался заворот тонкой кишки, который на операции и расправили. Вроде все было в порядке. Но через пару дней ее переводят к нам с неадекватным поведением и одышкой. На рентгене -ателектаз правого легкого. Заинтубировали, позвали бронхоскописта. Я, честно говоря, ждала как минимум котлету в долевом бронхе. Но...кроме мокроты ничего не нашли. Легкое расправилось, в нем обнаружилась здоровенная пневмония. Женщина на ИВЛ с очень нестабильной гемодинамикой, балансирует на грани. Ужасно хочется ее вытащить, но шансов, честно говоря, немного.

Ну и бабушка с кровотечением из язвы двенадцатиперстной кишки. Вчера эндоскописты все остановили, мое дело продолжить гемостатическое лечение, повторить гастроскопию и следить за гемоглобином.
Пока я смотрю свою бабушку, ее соседка ухудшается: нарастает одышка, падает сатурация (напряжение кислорода в капиллярной крови), нарушается сознание. Зову медсестер (они тоже передают смену, поэтому в палате никого нет), они прикатывают столик с оборудованием для интубации. Прибегают из ординаторской другие врачи, больную интубируем, начинаем ИВЛ. Вроде все стабильно.

До возвращения с конференции шефа я успеваю просмотреть истории болезни (они у нас электронные, но дублируются бумажными) и распечатать бланки анализов. Их получается целая куча.

9.30 Возвращается шеф. Предыдущая бригада уже ушла домой. Шеф зачитывает фамилии больных на перевод. Один из дежурных врачей садится эти переводы писать, второй берет терапевтических пациентов: 11 человек, из них 3 гриппозные пневмонии, только что переведенная на ИВЛ бабушка -подозрение на опухоль брюшной полости, 2 суток тяжелой гипогликемии на постоянной инфузии глюкозы, женщина после отравления азалептином и бензодиазепинами (суицидальная попытка), мужчина с тяжелой анемией, видимо, заболевание крови, еще женщина с комой неясной этиологии -исключили и ОНМК и отравление, скорее всего, тоже онкология, тяжелый приступ бронхиальной астмы, пара бабушек 90+ со всем, что положено иметь в таком солидном возрасте, и алкоголик с циррозом. Обсуждаем, кого чем лечить и как обследовать.

9.50 Пишу листы назначений, параллельно организую обследования.

10.00 Приходят УЗИсты. Мужчину после холецистэктомии смотрят минут 20: пытаются понять, течет ли желчь в брюшную полость. Вроде все сухо, но его все равно решают взять на ревизию. Мужчине же с холециститом и биллиарным панкреатитом под контролем УЗИ дренируют желчный пузырь.

11.00 Приходят эндоскописты санировать больных на ИВЛ. Моих трое. Рядом с женщиной приходится стоять, она совсем нестабильная. С мужчинами же они справляются без меня, а я дописываю листы назначений.

12.00 Приходят рентгенологи. Аппарат стоит у нас в блоке, но больных к нему надо подкатывать: он не совсем мобильный. Подкатывать же к нему больного на ИВЛ отдельный квест: нужно запустить аппарат рядом с рентгеном, подвезти больного на амбушке...в общем, пара исследований и почти час улетел.

12.40 звонят из операционной: надо подавать больного. Собираемся: 2 сестры везут кровать, я иду рядом и дышу амбушкой (портативный аппарат ИВЛ сломан). Придется взять кислородный баллон: без кислорода сатурация падает просто катастрофически. На рентгене оказалось то, чего собственно и ждали: пневмония. Я быстро печатаю утренний осмотр и дневник и полетели. Операционная в другом корпусе: 2 лифта и длинный коридор. Перед лифтами "очередь" из каталок, но нас пропускают: реанимация, да еще и на ИВЛ, это святое. В операционной анестезиолог, только глянув на нашего подопечного (килограммов 140), зовет всех свободных хирургов, чтобы помогли его переложить на стол. Медсестер надо беречь.

13.20 Возвращаемся в блок и тут же хватаем дедушку с пневмонией и везем на КТ. Тоже в другой корпус. В кармане пропофол, чтобы "загрузить" на время исследования, если дедушка будет вертеться и буянить. И все для интубации: ларингоскоп, трубка, амбушка и прочее необходимое барахло на случай, если перестанет дышать. Но все обходится: дедушка лежит тихо, а на КТ огромная, во все легкое, деструктивная пневмония с плевритом. И дренаж стоит явно не там.

13.50 Вернулись. Зову торакальных хирургов. Они смотрят КТ, ворчат, что с дренажом все в порядке, но тем не менее, ставят второй, по которому резво начинает течь гной. Берем пробы на посев, цитологию и КУМ (туберкулез). Дедушке дышать явно легче, хотя до "хорошо" еще далеко. Меняем антибиотики.
Да, все это время поступают новые больные, которых делят шеф и дежурные врачи. Из запомнившихся -немолодая женщина с острой почечной недостаточностью, возникшей вследствие того, что женщина 2 дня ничего не ела и не пила. Вообще. А не ела и не пила она потому, что у нее впервые обнаружился подъем глюкозы крови до 9 ммоль/л. Она решила провести профилактику диабета сухим голоданием. Почки были явно против.

14.30 Бабушка с кровотечением отказывается от повторной гастроскопии. Категорически. Ну и ладно, переводим ее в отделение.

14.40. Обхожу больных. Вроде, без ухудшений, хотя женщина с пневмонией периодически теряет то сатурацию, то давление. Санируем ее практически каждый час, меняю настройки аппарата, пытаюсь добиться стабильности. Но то все хорошо, то опять все снижается до критических значений. Я уже подпрыгиваю при каждом сигнале из блока.

15.00 Анестезиолог привозит моего больного из операционной. Задренировали желчные пути. Ничего, вроде стабилен, хотя сатурация и КЩС (кислотно-щелочное равновесие и газы крови) совсем не айс.
15.10 Медсестры зовут ставить центральные катетеры двум больным. У них (да и у меня) руки дошли только сейчас. Надеваю шапку и маску, иду ковыряться.

15.30 Наконец-то время просмотреть анализы и написать дневники. Наливаю себе чаю и усаживаюсь за компьютер. Вообще, еда урывками: глотнуть чаю, откусить бутерброд и снова в блок -это наша реальность. В больнице есть неплохая столовая, но дойти до нее удается, дай бог, раз в неделю. Так что писание дневников -еще и возможность поднять уровень сахара в крови. Хотя вообще-то дело это тоскливое и сжирающее массу времени. Но ничего не поделаешь: страховая компания смотрит не на больного, а на документы.

16.30 Дописываю. Оформляю бумажные истории болезни: вклеиваю дневники, результаты обследований, анализы, согласия на все и вся и т.п. Передаю больных дежурному врачу. Он уже напринимал штук восемь и парочку похоронил. Так что вместе с моими у него 12. И еще даже не вечер.

16.50 Всем машу ручкой, желаю дожить до утра, и убегаю. Свобода! Уф, сегодня был очень даже спокойный день, просто удивительно. Почти ничего не происходило, даже дома рассказать нечего.

«Муж сказал: «Это что, шутка?». Говорю: «Не знаю, конечно, но главный врач ведь не будет шутить?»», - отмахивается Любовь Реутова от любых попыток спросить, как она сама оценивает свой новый статус лучшего врача-терапевта России. «Я вообще была в отпуске, и меня коллектив выбрал без меня, без моего согласия. Я бы никогда не написала заявку! Потом мне звонят и говорят: «Тебя выбрали!». Ой, вы что, я ни за что не буду участвовать! Пациентов даже приходилось просить: «Если вы не против, можете написать отзыв?». Неудобно просить было, но они с удовольствием согласились».

«Обычно нас никто сильно не хвалит - и для меня всё это оказалось непривычным, волнующим, переживаешь всё равно». Миниатюрная врач выходит из поликлиники на ул. Лапина в Тогучине и по привычке легко открывает тугие двери древнего «уазика», который везёт её на очередной вызов к пациентке. Как у любого участкового терапевта, её рабочий день делится на две части - походы к больным домой и приём десятков пациентов в кабинете.

Почти всех она уже давно знает - за 27 лет работы удалось познакомиться с доброй половиной города и изучить маршрут к каждому постоянному клиенту. «Уазик» скачет мимо лавок с фруктами и овощами, одноэтажных магазинчиков с пирогами и леопардовыми штанами по соседству, вдоль маленькой главной площади города с огромной доской почёта и вскоре заезжает во двор пятиэтажки. Несколько лестничных пролётов, осторожный стук в квартиру - и Любовь Ивановна приветствует хорошо знакомую аккуратную пожилую женщину.

- Как дела? Вызывали «скорую помощь», да? Как себя чувствуете?

- Сейчас ничего, а к вечеру поднимается давление. Так она не кружится, но после операции пошатывает.

Терапевт сосредоточенно слушает сердце Зинаиды Фёдоровны стетоскопом - без него в тихой квартире слышен только мерный стук старинных настенных часов. «Любовь Ивановна, я всё жду квоту, не знаю, дождусь или нет. Вы не посодействуете, чтобы квоту дали?» - с надеждой спрашивает Зинаида Фёдоровна, пока Реутова немного растерянно слушает её, потому что и квоту дать не может, и бабушку успокоить нужно.

«… Я выросла вообще в селе Филиппово в Ордынском районе, закончила 10 классов. Потом, когда умер папа - а он умер рано, в 49 лет, от сердечной патологии, - мы переехали в Ордынск, районный поселок. Потом поступила в институт (медицинский институт в Новосибирске, сейчас НГМУ. - М.М.) - причём поступила сразу. Думала, что если не поступлю, то буду работать год или два санитаркой. Я очень боялась Новосибирска, думала, что там потеряюсь, ведь раньше мы особо не ездили - так, поедешь на каникулы, родители свозят… Мама меня привезла в общежитие на Залесского и оставила там на 6 лет.

Папа заболел и умер у меня на глазах. Мне хотелось помочь и близким, и вообще людям».

После учёбы Любовь Реутову отправили снова в Ордынский район - в одном из сёл вообще не было врачей, и ей, интерну, пришлось за 3 месяца освоить краткий курс реальной работы единственного медика на всё село. «Я не сопротивлялась, хотя интерна не должны были отправлять самостоятельно работать, в одиночку. Но я принимала и детей, и взрослых. Мне дали какое-то временное жильё - квартиру, но я не согласилась, потому что одной жить как-то… И поселилась у хорошей бабушки.

Меня и ночью вызывали, когда кому-то было плохо. Так что получается с бала на корабль. Как-то вызов был под утро - провожали в армию парня, и мужчине одному стало плохо.

Я прибежала уже поздно: мужчина умер. Ты одна, больше никого, никаких старших коллег. Было страшно».

В 90-х Любовь встретила будущего мужа - не в больнице, на свадьбе сестры. Вадим был молодым милиционером и отправился работать в Тогучин, - и когда поженились, Любовь сюда переехала. Сначала лечила людей в стационаре, а потом стала участковым терапевтом - в её трудовой книжке всего одна запись.

Она говорит, что никогда не сможет привыкнуть к умирающим людям. «Когда дежурила - принимала разных пациентов - и с инсультами, и с инфарктами, пациент был с расслаивающей аневризмой аорты, и нужно было тактически всё верно и быстро сделать.

Спокойно реагировать никак нельзя - тем более если человека знаешь лично и возраст молодой… Это очень в себе тяжело переживаешь, нельзя к этому привыкнуть.

Особенно когда его знаешь и длительное время лечишь. Естественно, в истерику никто не впадает. Но где-то в душе… Я ещё такой человек, что чересчур через себя всё пропускаю. Как спокойнее стать? Не знаю. Если человек такой есть - он таким всегда будет. Может, поэтому я не хотела быть педиатром: тяжело было бы видеть детей болеющих, с серьёзными заболеваниями», - делится врач.

Со стороны кажется, что работа участкового терапевта - скучноватая рутина. В кабинет один за другим заходят пациенты - в основном пожилые люди - и долго жалуются на боли в груди. «У вас нашли…» - «Что-то страшное?» - «Нет, там немножко жидкость у вас…» - «Наверное, жир?» - перебивает доктора грузная беспокойная женщина. По словам Любови Реутовой, пожилых пациентов у неё действительно много, а с другой стороны - заболевания помолодели настолько, что уже неудивительно встретить в её кабинете 30-летнего мужчину, перенёсшего инфаркт миокарда. Если он, конечно, заставит себя прийти к врачу.

У Любови Реутовой два взрослых сына, которые живут в Новосибирске, - один работает программистом, другой ещё учится в университете, и им хватает заботы матери-врача. «Молодые работают ведь. Лишний раз пойти в больницу? Только по необходимости. Даже если у них гипертоническая болезнь - не заставишь прийти на приём. Сыновья? Привыкли, что я им выпишу, всё назначу. И муж, и дети, - лишний раз они в больницу не пойдут никогда», - признаёт терапевт.

Сама, правда, тоже не всегда заботится о себе как нужно: «Да как-то в первую очередь о детях, о муже думаешь. Пусть лучше у меня, чем у них».

Она снимает белую форму после долгого дня, мгновенно переодеваясь в простой серо-голубой костюм, и распускает волосы - и теперь Любовь Реутова совсем не выглядит на 50 лет. Ведёт по своему маленькому огороду с теплицей («Лечебное это занятие - садоводство!») и в курятник - и как маленькая девочка радуется выбежавшим кошкам Чуче и Чёрной. Любовь Ивановна приглашает в дом - одноэтажный, но довольно просторный для двоих. Врач смеётся - соседи, конечно, знают, что рядом с ними живёт терапевт, но особенно не донимают консультациями через забор, хотя спросить рецепт лекарства могут.

Дворовых собак она недолюбливает.

«У нас выезды каждый день - и постоянно собаки во дворах. Однажды даже сапог прокусила! Сейчас, когда заходим во двор, - стучим, сигналим, чтобы убрали собаку. Для них-то она не злая.

Кроме собак? Есть асоциальные больные. Как-то приехали - и много каких-то мужчин были в алкогольном опьянении, а мне надо было бабушку посмотреть. Не раз такое было - что приезжаешь, а они сидят, прямо при тебе пьют алкогольные напитки. Если уже знаешь, что там такие жители, - всегда водителя с собой берёшь, чтобы подстраховал. Слышишь по телевидению, какие бывают случаи со «скорой» - не по себе.

Болеют врачи и туберкулёзом - потому что постоянно контакт с больными. Но я редко надеваю маску - тяжело в ней. Если иммунитета нет, и в маске можно заболеть», - спокойно констатирует Реутова.

На вопрос, можно ли теоретически консультировать хотя бы часть пациентов онлайн, она будто смущается: «Мне кажется, что я так не смогла бы. Ведь дашь совет, а потом всё пойдет не так. Наверное, молодое поколение врачей будет не против, но мне надо пациента видеть. Может, это консервативно. Не глядя как можно пациенту антибиотик назначить? Конечно, я всё понимаю: долго ждать, пока запишешься, а пока дождёшься - всё уже само вылечится».

О премии Реутова говорит столь же мало, сколько о самом конкурсе. Полмиллиона обещали, но ещё не выплатили, - нужно осенью для этого ехать в Москву, ещё раз представить регион.

- Может, у вас есть мечта, на которую бы хватило 500 тыс.?

«Я бы, может, хотела съездить с мужем, с детьми куда-то, но не знаю, получится ли вместе. Это вообще редко получается, когда вместе… И то, что вы спрашиваете о деньгах, - для нас это, конечно, большая сумма. Но я всегда говорю: деньги вообще не главное. Потому что были серьёзные проблемы со здоровьем, и я тогда многое поняла и многое переоценила».

Этой весной в Новосибирской области выбрали ещё одну лучшую в профессии женщину - учителем года стала Светлана Королькова, географ из Искитимского района. Корреспонденты НГС.НОВОСТИ приехали к Светлане в маленький посёлок Маяк - и встретили элегантную блондинку с 28 парами туфель на работе. Она не задаёт домашние задания, но гуляет с детьми в любую погоду.

http://news.ngs.ru/articles/50634791/